Однажды осенью, в не самый приветливый сезон, я отправился в далекий город Воркуту, про который я только слышал, а также в поселки вокруг него — про которые не слышал.
Мой путь в Воркуту пролегал через места из рассказов о юности моей бабушки: город Котлас и реку Северную Двину. Величественная река выглядела обмелевшей, и большие колесные пароходы из рассказов бабушки вряд ли теперь пройдут по ней. Котлас же выглядел пустынным и серым даже в солнечный закатный вечер. И чем дальше на север, тем больше чувствовалось неизбежность изменений и ощущение течения времени.
Панорама Котласа со дна обмелевшей реки, его речной вокзал и люди с моего же поезда, которые вспоминали большие круизные теплоходы когда-то стоявшие у бетонного пирса.
В Воркуту я поехал в фотоэкспедицию в составе группы таких же как я фотографов и просто творческих людей. Нас приехало 15 человек. И первое, о чем я подумал: как не сделать всем нам одинаковые фотографии. Забегая вперед, скажу, что почти не вышло одинаковых фотографий. По крайней мере у меня с другими.
Когда-то эта вывеска сияла неоновым светом, собственно, как и весь город.
Пока мы ждали такси до наших явочных квартир, я рассматривал привокзальную площадь. Промозглая погода была не так противна из-за снега и минусовой температуры, и я решил сделать пару кадров, а точнее два дубля выше представленного. Как оказалось, деревья в Воркуте, да и вообще в заполярной тундре — редкость. Все деревья высажены людьми. Точной информации про то, как прижились деревья в почти вечной мерзлоте, я не нашел, но по логике: их привезли уже немаленькими, подготовили почву, и они защищены городской застройкой от суровых ветров севера. Это одно из самых созидательных проявлений человека.
В Воркуте и окрестностях представлено множество старых лозунгов «Миру-Мир!» в виде надписей или даже огромных буквенных стел.
Меня и еще нескольких моих товарищей забрал местный аутентичный водитель на не менее аутентичном автомобиле. В будущем он станет моделью на тренировочной сьемке с искусственным светом. Но я не снимал его, так как не люблю настолько постановочную фотографию.
Пока все снимают водителя, я настроился на закатное солнце, его машину и греющегося товарища.
Воркута встретила меня своими серо-бежевыми панельками и милыми киосками. Новых домов (после 1991 года) в городе не строили, не считая мелких хозпостроек и совсем небольших магазинов. Хотя может я чего-то и не знаю.
У каждого номерного киоска свое уникальное название и почти все они работают. Дети, как и в мое детство, часто покупают здесь вкусности после школы.
В первый же полный день мы должны были отправиться в район, с которого Воркута начиналась в 1936 году. Но пока все просыпались я не мог не заглянуть в иные места по пути.
Заброшенный детский сад, в который удалось даже зайти. Как я понял в последствии, первыми закрываются социальные учреждения и особенно для детей.
Это хозяйственная постройка возле действующей школы. Новые (или обновленные) граффити означают жизнь.
Относительно знаменитый и только частично заселенный дом с вывеской «Покорителям заполярья — слава!», которая также когда-то была неоновой. Фасад дома раньше выходил на тот самый первый район (или даже поселение) города — Рудник. Сейчас перед ним более «современный» дом.
Воркута в России и за её пределами известна исправительно-трудовой колонией-поселением. Первыми поселенцами, собственно, и были заключенные. Позже в Воркуту приехали наёмные рабочие и их семьи. В Воркуте, которую я застал, живут обычные люди, их дети и родители. И как мне показалось, они были более приветливые и добрые, чем жители Москвы.
Первое поселение Воркуты — Рудник (основная часть города находится на другой стороне реки). Сейчас район полностью покинут людьми. С него Воркута когда-то начиналась, на нём она и заканчивается. Бережно высаженные людьми деревья теперь единственные жители Рудника.
Недалеко и ниже по течению реки, которая так же называется Воркута (в переводе с ненецкого языка — «Изобилующая Медведями») есть необычный водопад — который является плотиной. А единственная живая дорога в заброшенном Руднике — это железная дорога, по которой транспортируют уголь между шахтами.
Внутри безжизненных домов все еще оставались некоторые следы прибывания людей. У меня было время немного оживить пространство.